И в диком вальсе закружилась ее волос седая прядь...

Она не была пьяна, нет. Пьяна, это ты когда валяешься на полу в ванной комнате, в безуспешной попытке дотянуться до выключателя холодной воды, а шланг душа, словно обезумевший, мечется под потолком, заливая все вокруг. Нет, определенно, она не была пьяна – может, выпила пару коктейлей, может, немного захмелела. Ну да и это ничего, так, обычная вечерняя доза. А легкий ветерок, гуляющий по улочкам после дождя, быстро и окончательно приведет ее в чувства.

Элен наконец-то удалось зажать подмышкой непослушную блестящую сумочку, все норовящую выскользнуть из-под руки на свободу, и она извлекла из ее недр пачку сигарет. Открыла. Глупо улыбнулась самой себе, представляя, как сейчас выглядит – стоящая перед клубом посреди двора, качающаяся, будто на ветру, и губами пытающаяся выхватить из коробочки сигарету. Поймала, вытянула, закрыла пачку.

Двое копов в дальнем конце улицы, небрежно полулежащие на капоте своего «Пежо», негромко болтали, не спуская пристальных и откровенных взглядов. Скучная ночь, душная и невыносимо долгая.

Элен обернулась к полисменам. Еще раз улыбнулась, на этот раз по адресу и более вызывающе, и тут почувствовала, как сигарета неожиданно выпадает. Неловким, пьяным движением попробовала поймать, ударила пальцами в полете, отбрасывая еще дальше, и, вдобавок, уронила пачку. Несколько секунд постояла, удрученно рассматривая плавающую в воде лужи эмблему «Пэл Мэл» и фыркнула, выпрямляясь. Копы не сменили поз.

Элегантно, насколько это было возможно в ее состоянии, придерживая сумочку, Элен совершила сразу два действия, производящие абсолютный эффект на всех мужчин мира. Она чуть присела, едва выпятив попочку, и подтянула к коленям собравшуюся в складки юбку. А затем отработанным жестом закинула длинные ремешки сумки через плечо, взмахнув в воздухе темной гривой волос, и решительно двинулась к полицейской машине, стараясь не покачиваться.

Двор, приглушенная музыка из подвала, гудки автомобильных клаксонов в центре города и три человека в темноте. Хранители закона и слегка шатающаяся, но от того привлекательности не теряющая девчонка лет двадцати двух. Темноволосая, симпатичная вроде, хотя черт его в этой темени знает. Сейчас она топает к машине, обходя многочисленные лужи и умело вбивая невысокие каблучки в старинные камни, покрывающие двор. Цоканье летит вверх, вдоль рослых кирпичных строений, в ночное небо, отдыхающее после дождя. И снова душно ведь, как будто и не лило весь день...

Копы приосанились, выпрямляясь, а Элен остановилась в паре метров, забавляясь смешному шипению автомобильной рации, что летело из открытого окна. Наклонилась вперед. Едва-едва, самую малость приподняла бровь, позволяя мужчинам несколько секунд рассматривать себя. А когда тот, что слева уже открыл рот, чтобы поинтересоваться, спросила сама:

– Сигаретки не будет, мальчики?

У Элен был приятный голос. Не высокий, не низкий, слегка картавящий и от того лишь более эротичный, а стоило девушке выпить, как это оружие ее арсенала начинало бить с утроенной мощью. Копы зашевелились так, словно за шиворот им набросали муравьев. Животные. Даже в темноте, даже после трех коктейлей, даже не глядя им в глаза, Элен могла с безупречной точностью угадать, что сейчас было на уме у этих двух мужиков.

– У меня крепкие, – предупреждающе, с оттенками хорошо известной взрослым людям игры, сказал правый, вынимая из нагрудного кармана пачку «Житан».

Элен перевела на него взгляд и вздохнула, пожимая плечиком.

– Тоже неплохо, – в тусклом свете уличных фонарей блеснула безупречным маникюром, принимая из руки копа белую палочку. Сделала полшага вперед, нарочито медленно охватывая сигарету губами, наклонилась. – Огонек не найдется?

Коп убрал пачку, степенно вынул зажигалку, щелкнул кнопкой и в следующую секунду, застывшую, словно фотография, все трое разглядывали друг друга во внезапно возникшем свете.

Усталые, идеально выбритые лица честных голландских копов. Отутюженная форма, блестящие значки, торопливо затертые следы горячего шоколада на плече одного из них, блестящие глаза. И она – откровенная, игривая, вызывающая. Легкая блузка, оторвавшаяся бретелька, темный локон на лице. Она была уверена в своих силах, она была всемогуща, а мужчины смотрели, не в силах отвести взгляд, все еще наивно надеясь, что сегодня им хоть что-то перепадет.

Октябрь, влажно, душно, темно.

Элен прикурила и отодвинулась.

– Спасибо, – коп расплылся в улыбке, а второй, приосаниваясь еще сильнее, спросил:

– У вас все в порядке? Может быть, подвести до дома?

– О, нет, – она во второй раз небрежно взмахнула перед глазами полисменов ярко-красными ногтями, заставляя мужские сердца биться еще сильнее, – это лишнее...

И добавила, наблюдая, как рушатся призрачные постаменты:

– Я сегодня не одна...

Именно так – «я сегодня не одна», как подачка еще одной, последней хрустальной надежды. Она, конечно, могла сказать, что замужем и ее провожает благоверный; она могла сказать, что с парнем, что с девушкой, с охраной; но именно так, словно акцентируя недавнее знакомство – «сегодня не одна», и убивает вернее яда или пули. Они никогда не увидят ее больше, нет, но надежда, призрачный ее отблеск, будет сидеть в головах не один день, лелея самые примитивные желания. А вдруг завтра это буду я? Эффектно.

Элен не была замужем. Никогда. И не будет. И парня у нее нет. Но если оставить игривый тон и скрытый смысл, коими она только что сразила полицейских, она действительно была сегодня не одна. Познакомились пару часов назад, он милый такой... Только вот, черт побери, где его так долго носит?!

Отходя от полицейской машины и окончательно теряя интерес к парочке истекающих слюной порядочных семьянинов, Элен принялась быстро, но красиво курить. Взгляды мужиков все еще ощупывали ее, такую гибкую, свободную, но одновременно сильную, подпускающую к себе лишь избранных. Как приятно жить иллюзиями...

– Чем больше таких вот красоток выходит по вечерам на улицы, тем больше утром мы находим трупов по мусорным контейнерам, – негромко обронил один из копов, но Элен не услышала.

В тишину дворика неожиданно ворвалась громкая агрессивная музыка, квадрат яркого света выпрыгнул из подвала и на узкой лесенке показались двое.

Один из них – прыщавый подросток, перебравший кокаина с пивом, тут же бросился в сторону, ломаясь пополам у ближайшей стены. Упав на четвереньки, парень начал неумело и громко рыгать, совершенно не замечая, что практически лежит в луже. Коп, брезгливо поморщившись, неохотно оторвал зад от машины и небрежной походкой двинулся к нему.

Второй же, вежливо пропустив подростка вперед, легкими шагами миновал ступеньки и уже направлялся к Элен, по дороге наступив на уроненную ей пачку сигарет. Высокий, стройный, слегка небритый, одет в классную кожаную куртку. А как танцует! Он небрежен, одевается со стилем, водит мотоцикл, так же как и Элен, уверен в собственных силах. Почти всегда одинок, любит зеленый цвет, отлично знает цену себе и пьет только бренди.

Элен отработанным щелчком отбросила сигарету. Раскрыв руки, бросилась навстречу Петеру, и так, чтобы обязательно было видно копам, обняла парня, припадая своими губами к его. Несколько секунд они стояли, шаря руками по телам так, словно лихорадочно обыскивали, а их языки откровенно и быстро метались навстречу друг другу. Оставшийся у машины полицейский тяжело и обреченно вздохнул. Начинающая полнеть жена, двое детей, походы в гости и регулярные уик-энды у родственников определенно не включали в схему его жизни страстные ночные ласки красивой двадцатилетней девушки.

Отвернувшись в сторону, коп неумело старался больше не смотреть.

Петер оторвался от сладкой помады, еще не до конца съеденной на губах его новой подружки, и перевел дыхание.

– Ух! Ты просто динамит, крошка! Куда двинем?

– К тебе, – просто и ровно сообщила Элен.

А что тут думать? Ведь решение было принято ею ровно сто четыре минуты назад... Глаза Петера зажглись. Не так, как у этих придурков-полицейских, а по-настоящему, ярко, многообещающе.

– Тогда это недалеко... – едва смог выдохнуть парень, не отрывая взгляда от ее светло-карих глаз.

– Прогуляемся?..

Ночные города красивы практически все. Бывают исключения, конечно, но ночной Утрехт в их число явно не входит. Узенькие гнутые улочки старого города, кривые и ведущие то вверх, то вниз; жмущиеся друг к другу домики, черепичные крыши, эстетично обшарпанная штукатурка на стенах шестиэтажек. Романтика ночной прогулки, поцелуи через каждые десять метров, разбегающиеся по подворотням кошки. Редкие железные фонари, блестящие черные лужи, круглые камни мостовых, тишина. Одинокое желтое окно, скрип старой виниловой пластинки на проигрывателе, далекий шум машин. Чистые районы, ухоженные клумбы, стриженная травка редких газонов. Шум последних листьев в ветвях кленов и вязов, они тоже шепчут о страсти, поцелуях и желании. Никого.

Они шли не торопясь, даже очень медленно, обнявшись и плотно прижавшись друг к другу, двое нашедших в этот вечер, что искали. Горячая волна того, что так не похоже на любовь, но топит с еще большей силой, поднималась между ними.

Руки прикасались к запретному, руки находили сладкое. Он целовал ее в шею, она подпрыгивала, ногами обхватывая его за поясницу, и подолгу терзала губы своими. Безумие, подстегнутое алкоголем, сумасшедшее знакомство до ближайшего утра... Будет, что вспомнить. Если бы не лужи, наверное, они занялись бы этим прямо на улице.

Духота отступала, из-за крыш робко выглядывала луна, то ли полная, то ли вот-вот готовящаяся таковой стать. Ветерок гулял по пустым улочкам, разговаривал с молодыми людьми, приносил речную свежесть. Середина ночи, жаркая осень, жаркие прикосновения. Они пришли.

Его дом выходил подъездом на старинную улицу, где до противоположной стороны не больше десятка шагов. Шесть этажей, кованная железная решетка, дверь на электронном замке.

– Ты подожди тут, – попросил он, в очередной раз отрываясь от ее безумно сладких губ. Не удержался, поцеловал еще раз. – Я живу не один... друг, знаешь ли. Вместе снимаем квартиру. Я сейчас выставлю его в какой-нибудь клуб, а после ты поднимешься, хорошо?

Она согласилась. Она сейчас была готова на все. К собственному неудовольствию, она вообще сейчас начала терять контроль. Может, это, конечно, от четырех коктейлей, а может, и от красавчика Петера. Хотелось думать, что первое, а то как-то по-девчачьи может получиться. Звони ему потом, жди у дома, терзайся. Элен небрежно скользнула губами по его лицу, дождалась, пока нырнет в подъезд, и потянулась за сигаретами.

Раздраженно закрыла сумочку, вспоминая упавшую в лужу пачку, и отошла к краю тротуара, чувствуя, как снова начинает шатать. Сделала несколько шагов к желтой стене, прислонилась, ощущая, как приятно покалывает молодую открытую кожу плеча грубая штукатурка. Попыталась расслабиться.

Наверх, на четвертый этаж, сейчас Петер вызовет ее через домофон, она поднимется и чего-нибудь выпьет... Хотя нет, сначала она трахнет Петера. Прямо в коридоре, на полу, неистово и быстро. Так, как еще никто и никогда его не трахал. От этой мысли внизу живота стало тепло и очень приятно. Элен улыбнулась сама себе, невольно прикасаясь к соскам, и вынула из сумочки косметичку.

Руки пахнут табаком и мужским парфюмом, на шее засос, пять минут назад поставленный Петером, колготки порвались ниже колена на правой ноге, в сумочке бардак, сигарет нет. Свет мерцал перед глазами Элен, призывая наслаждаться состоянием. Что она и делала.

Рассмеялась, закрывая помаду, поднесла к лицу пудру.

– Черт, ничего же не видно...

Девушка покрутилась на месте, ловя в крохотное овальное зеркало пудреницы свет окон с противоположной стороны. Поймала, удовлетворенно разглядывая себя, и неожиданно замерла. Обернуться? Отражение было размытым, хотя вполне могло случиться, что это от выпитого просто двоится в глазах. Осторожно убрав косметичку и все еще не решаясь обернуться, Элен сделала шаг к подъезду.

Не то, чтобы страшно, просто как-то неуютно стало. А потом она и услышала.

Шаги. Неторопливые, размеренные, тяжелые шаги, от которых отчего-то стало не по себе. Поднявшись на ступеньки подъезда и взявшись за тяжелую дверную ручку, Элен все же заставила себя повернуть голову налево. На улице, откуда они с Петером только что пришли, появился мужчина. Черный длинный плащ-дождевик, шляпа с узкими полями – приближающийся черный силуэт, и Элен неожиданно услышала собственное сердце, бьющееся в такт его шагов, вот-вот готовое выпрыгнуть из груди. Неожиданно похолодели ладони, ноги стали ватными, а горло пересохло. Так же, как он только что стимулировал любовную горячку, выпитый алкоголь неожиданно подхлестнул и чувство страха.

Нет, конечно, у Элен был богатый и бурный опыт общения с мужчинами на темных ночных улицах, причем заканчивающийся весьма разнообразно... Да и что может быть подозрительного в одиноком мужчине, направляющемся, например, домой после трудной ночной смены? К полнеющей жене и спящим детям... Но Элен, все еще не решающаяся открыть дверь, неожиданно почувствовала, как едва зародившийся страх в какую-то жалкую секунду вдруг резко, одним рывком – превратился в ужас.

Пусть себе идет с работы, пусть размышляет о странной пьяной девке, едва ли не с визгом убежавшей от него на одной из старинных улочек. Пусть пожимает плечами, размышляя, что именно могло напугать бедную девчушку, но лучше сейчас быть подальше...

На уровне инстинктов, каким-то животным чувством – как можно дальше, прочь, в безопасный освещенный холл подъезда, в нору, в безопасность. Стараясь не делать резких движений, Элен потянула дверь на себя.

Замок вежливо пощелкал, но дверь не открылась. Девушка нервно улыбнулась, покрепче ухватила ручку и на этот раз откровенно дернула.

– Петер? – умоляюще прошептала она, словно рассчитывала, что тот сейчас же услышит ее.

Дверь была заперта. Всем своим крохотным весом наваливаясь на ручку, Элен продолжала мучить замок, щелкающий на все лады. Уже не заботясь, как это может выглядеть со стороны, она бросила быстрый, затравленный взгляд через плечо и коротко вскрикнула, начав яростно теребить дверную ручку.

В руке у приближающегося мужчины блеснул длинный охотничий нож.

– Петер! – закричала она, все еще лупя пальцами замок. – Петер!

Мужчина приближался, совершенно не ускоряя шага, словно знал, что дверь так просто не открыть. Элен бросилась к пульту домофона.

– Черт, черт... Да где же ты живешь, засранец!? – перед глазами плыло. Имена жильцов, надписанные на узеньких латунных табличках, превратились в странные длинные надписи, состоящие из ничего не значащих значков. – Я ведь даже не знаю твой фамилии...

Элен отшатнулась от домофона, отчаянно утопив сразу несколько кнопок наугад, и вновь повернулась, оценивая расстояние до приближающегося мужчины. С лицом, скрытым полями шляпы, посверкивая ножом, тот продолжал идти вниз по улочке, и до него оставалось не больше десяти метров.

– Петер! – закричала она, отскакивая от подъезда и запрокидывая голову к окнам. – Петер!

В голосе почти не слышалось истерики – Элен, в общем-то, на самом деле была довольно опытной и готовой ко многим вещам девушкой, не боящейся ночных улиц, но на последней ноте крик все же сорвался.

Мужчина улыбнулся, приподнимая нож. Неловко отпрыгивая вниз по улице и все еще не сводя глаз с окон, Элен продолжила кричать. Она чувствовала, что как бы тяжело ей ни было свалиться в истерику с такого уровня опьянения, она все же готова.

Это же совершенный бред – стоять перед домом своего... ну, черт с ним – пусть будет, нового парня, и быть настолько беспомощной. Кричать, вопить, звать, понимая, что по доброй воле на помощь все равно никто не придет. Ну, может, полицию вызовут, а то еще и в ответ наорут. Как в лесу или пустыне. И ведь кругом живут люди, отгораживаются железными дверьми, ставят домофоны, а она тут на этой пустынной улице с психопатом, что решил попугать девчонку блеском кривого ножа. Этот самый новый парень сейчас буквально в нескольких метрах, будит своего друга, уговаривая предоставить квартиру на ночь. Рассказывает, какую классную телку он сегодня подцепил...

– Помогите!!!

Крик с надрывом и болью, но в ответ лишь зашипел домофон, отвечая на вызовы сразу несколькими голосами, да шторы на четвертом этаже сдвинулись. В окне возник Петер, увидел, побледнел и бросился прочь.

– Что вам нужно?! – Элен больше не смотрела вверх.

Отступая спиной вперед, она держала перед собой сумочку, словно рассчитывала прикрыться ей от ножа, и тщетно пыталась всмотреться в лицо мужчины. Не отвечая и не меняя скорости, тот приближался.

И тогда она побежала. Побежала со всех ног и совершенно не разбирая дороги, позволяя, наконец, дикой волне ужаса, с которой так успешно справлялась последние секунды, окончательно себя поглотить. Побежала, ломая каблучки, отчаянно размахивая сумочкой и пронзительно крича. В окнах начал загораться свет. Не добравшийся до своей жертвы каких-то несколько шагов, мужчина понимающе пожал плечами и побежал следом.

Если бы это не было кошмаром само по себе, это было бы очень похоже на кошмар. Пьяная, с каждым шагом трезвеющая, совершенно обезумевшая Элен бежала прочь от дома Петера, сворачивая во все возможные улочки и переулки. Перед глазами стояла пелена не то слез, не то ужаса. Сумочка била по стенам и дверям подъездов, сломанный каблук норовил вот-вот подвернуть ногу. И он – все такой же молчаливый, неспешный, не отстающий ни на шаг, но и не торопящийся сокращать дистанцию. Дешевый фильм ужасов – она убегает, он, с ножом в руке, пытается догнать.

Элен бежала, чувствуя, как заканчивается дыхание, и пыталась придти в себя. Мысли скакали, сердце разрывалось, пульс бил в висок. Сворот, новый сворот, улица, двор, нет – не сюда, тут тупик, дальше и дальше по ночным и безлюдным улицам. Она пробовала на прочность подъездные двери, выискивала глазами ночной магазин или маячки полицейской машины. Лоск слетел с нее, красивые ногти ломались, когда она хваталась за стену, чтобы притормозить или свернуть. Элен – напуганная двадцатидвухлетняя девушка, вздорная, свободолюбивая и сама строящая собственную жизнь, бежала от этой самой свободы, встреченной октябрьской ночью на старой улице Утрехта.

Она перестала кричать – больше не было сил; она пыталась на бегу достать из болтающейся сумочки баллончик со слезоточивым газом; она медленно возвращалась в состояние оцепенелого покоя, пусть заторможенного, но хотя бы не надрывного. Легкие горели огнем, сердце колотилось с перебоями. Она бежала, проклиная алкоголь, расслабивший ее этим вечером, крепкие сигареты «Житан» и придурка Петера, оставившего ее на улице. А когда поняла, что уже не сможет выпутаться из бесконечного лабиринта старинных улочек и домиков, остановилась.

Элен действительно была отважной бойцовской рыбкой, большую часть своей взрослой жизни проведя именно на улицах, так что драться, а тем более защищать собственную жизнь, ей было не впервой. Конечно, испугалась. Конечно, окаменела, словно мышь перед удавом, но сдаваться не собиралась. Правда, мужчины, до этого дня нападающие на Элен, все до единого были пьяны в стельку, хотели далеко не ее смерти и при этом полностью выплескивали себя в крике, ругани и угрозах, а тут...

Ледяное молчание, уверенность в собственной скорости и силе, направленное движение к весьма конкретной цели...

Элен выставила перед собой баллончик и прижалась к стене, дыша, словно кузнечный мех. Шаги бегущего человека замедлились, стали вновь размеренны. В темный переулок, давя спокойствием, ровным, ни единожды не сбитым дыханием и плавностью движений, вошел мужчина с ножом.

– Не приближайтесь, – прошипела Элен, – у меня пистолет...

В темноте блеснула белозубая улыбка. Мужчина сделал шаг вперед.

Отодвигаясь вдоль мокрой и шершавой стены, обдирающей ее голые плечи и последние бретельки, Элен лихорадочно вспоминала все, что когда-либо слышала или читала о поведении маньяков. Что говорить, чего не говорить, что делать, как себя вести?..

Кончиком ножа приподняв шляпу на лбу, мужчина позволил, насколько это было возможно в полумраке, рассмотреть свое лицо.

– Меня зовут Стэн, – прошептал он хорошо поставленным голосом, и Элен поняла, что теперь ее точно убьют. Возможно, даже не изнасиловав...

Стэн был крепким, подтянутым мужчиной лет тридцати, спортивным, плечистым. Наклоняясь к девушке и пытаясь рассмотреть, что зажато в ее руке, он добавил.

– Мне нужна лишь твоя жизнь, а остальное я оставлю другим, поверь, – и добавил, едва не сбив девчонку с ног одними лишь словами. – Ты ведь отдашь мне все это, Элен? Ты ведь всегда этого хотела?

И стало страшно, невыносимо страшно до ледяных ног и трясущихся поджилок. Все тело Элен задрожало крупно и часто, а в наступившей тишине заклацали зубы. Против собственной воли она почувствовала, что начинает плакать. Что-то темное, неприятное и чуждое одними только мыслями об этом нес в себе человек, называющийся Стэном. Он улыбнулся еще раз и снисходительно попросил. Плотное дыхание, вкус экзотических трав, сырость подворотни и нестерпимый холод. Еще немного, подумала Элен, и я упаду без чувств. Из носа, пачкая новую блузку, побежала тоненькая струйка крови.

– Страх, это не для меня, оставь его другим...

Она истошно, на пределе сил закричала и бросилась вперед, утопив рычаг баллончика. Прозрачная струя ударила, но там, где только что стоял Стэн, уже никого не было. А мгновением позже сильный удар выбил единственное оружие из рук Элен. Отшатываясь обратно к стене, она успела лишь заметить блеск занесенного ножа, потом раздался топот множества ног, зашуршал дождевик, что-то тяжелое и деревянное упало на камни, и наступила тишина.

Обернувшись и выставляя перед собой изломанные ногти, все еще полная решимости драться за собственную жизнь, девушка осмотрелась, с трудом переводя дух и не переставая плакать. Темно, одиноко, снова душно. Стэн действительно исчез, так и не ударив ее, баллончик валялся тут же, закатившись в бензиновую лужу. А из соседней арки, куда и убежал псих, послышался незнакомый высокий голос.

– Эй, вы еще там? Не бойтесь, девушка, я из полиции! – Элен прыгнула вперед, подхватывая баллон, решительно бросилась в совершенно противоположную сторону, но голос настиг в спину. – Подождите, прошу! Спокойнее...

Она быстро обернулась, концентрируя все еще размытый взгляд на силуэте высокого мужчины в брючном костюме. Мужчина выходил из арки, что-то убирая под пиджак за спину, и осторожно помахивал левой рукой.

– Эй, девушка! Я из полиции, меня зовут Поль Андонар, я детектив, да постойте же... – спокойный голос, так не похожий на настойчивый, словно алмазный резак, голос мужчины с ножом. Голос Стэна.

Не торопясь убирать газ, Элен терпеливо выжидала, пока он приблизится, тыльной стороной ладони отирая слезы. Скулы свело, ноги больше не держали. Казалось, еще секунда такого нервного напряжения, и она просто упадет, ревя и хлюпая носом.

– До... доку... документы, – сумела выдавить она и Андонар послушно кивнул.

Вынул из внутреннего кармана книжечку удостоверения, крохотный фонарик, протянул. Элен вырвала из рук предметы, отшатываясь на пару шагов. Закинула сумочку через ободранное плечо и осторожно, не спуская глаз с полицейского, открыла документы, читая при свете тоненького лучика.

Напряжение отступало, грозя рвануть истерикой, и она поторопилась отдать кожаные корочки мужчине.

– Простите, просто я... – она не смогла договорить, чувствуя, как отертые от слез щеки снова заливает соленая вода.

Всхлипнула, сотрясаясь в рыданиях, а он уже был рядом, предупредительно набрасывая на обнаженные и окровавленные плечи пиджак. Обнял, шепча что-то бестолковое, но такое успокаивающее, заглянул в лицо. Медленно и деликатно вынул из судорожно сцепленных пальцев грязную сумочку.

– Что? – переспросила она, захлебываясь слезами.

– Как вас зовут?

– Элен. Элен Кувер... – он покивал, словно это о чем-то ему сказало.

– Послушайте, Элен... – он замялся, осматривая пустынный переулок. – Вот это мой дом... Я шел с ночного дежурства... Идемте ко мне, вы сможете позвонить родным, мы вас осмотрим и, в случае чего, вызовем скорую. Потом я сообщу в участок, за вами пришлют патрульную машину, которая отвезет вас домой...

Она кивала, послушно направляясь в указанном направлении. Его руки были такие сильные, надежные, они укутывали и согревали.

– Вы ранены, – она удивленно подняла голову, на какое-то мгновение даже забыв про слезы, страх и отчаяние. Уставилась на длинную царапину, оставленную Стэном, когда тот выбивал из ее руки баллончик. – Да и на лице кровь...

– Пустяк... – слезы отступили.

– Рану нужно обработать... Вот. Сюда, мой подъезд.

Элен взглянула на массивный электронный замок, обшарпанный пульт домофона, очень похожий на пульт Петера, так же запертую дверь. И снова заплакала, тихо, обиженно.

Поль Андонар жил один, как он рассказал Элен, пока они поднимались по широким ступеням темной лестницы.

Довольно большая квартира, состоящая из множества крохотных комнаток. Всюду старинная, по большей части разваливающаяся мебель, пыль и одиночество холостяка. Поль проводил девушку в кухню, небольшую, но светлую и уютную.

Вернулся через минуту с трубкой радиотелефона, провел Элен в ванную, принес ее сумочку, бинты, йод. Профессионально обработал порез на руке, осмотрел девушку на иные повреждения и оставил, позволив спокойно умыться и придти в себя. В скорую пока решили не звонить. Звонить родителям или близким она тоже пока не торопилась.

Когда через несколько минут Элен вошла в кухню, умытая и кое-как причесавшаяся, ее ждали два высоких бокала, наполненные алкоголем. Она благодарно приняла свой, понюхала, с неуловимым удивлением почуяв бренди, что весь вечер пил Петер, и сделала несколько жадных глотков, стараясь не расплакаться вновь. Не спеша отбирать у девушки собственный пиджак, в который она все еще куталась, Поль усадил гостью в удобный продавленный плетеный стул. Взял с тумбы второй бокал.

– Расскажите мне, – Поль устроился напротив на треногом табурете, по кругу раскачивая напиток, – осторожно и не торопясь... Поверьте, теперь вы в безопасности, Элен, так что расскажите мне, что произошло с вами сегодня...

Теперь, при свете желтой лампы и без пиджака, Элен смогла рассмотреть его рубашку и просвечивающие под ней мышцы. Рубаха была голубая, чуть мятая, даже на первый взгляд заметно, что глаженая мужчиной. Пустая кобура за спиной, темные пятна пота подмышками, оторванная пуговица третья по счету снизу. Элен катала во рту бренди и не торопилась отвечать, уже начиная стыдиться собственных недавних слез.

Порванные бретельки ее блузки, длинная стрелка на колготках, сломанные ногти, отступающий страх и мгновенно сменяющее его раздражение. Она постучала пальцами по стеклу бокала и, наконец, заговорила, негромко, словно сама с собой:

– Я была в клубе... «Четвертый круг Ада», знаете? Ну, неважно, это недалеко. Кварталов пять, может, шесть отсюда... Черт, я ведь даже не помню адреса...

– Вы были одна?

– А? Нет, нет. Ну, то есть, я пришла одна, а после познакомилась с парнем. Милый такой мальчик, примерно моих лет.

– Как его звали?

– Петер, фамилию я не знаю...

– Вы выпивали?

Продолжение рассказа